«Газета «Моя Вишера» и церковно – историческое краеведение».

Отец Викторин

«Человек по-настоящему любящий свою малую родину, всегда будет стремиться украшать её по мере своих возможностей и способностей, будет уважать веру своих предков» — эти слова, произнесённые протоиереем Александром Ранне в храме святителя Николая Чудотворца города Малая Вишера 8 февраля 2013 года,в день открытия Первых Сретенских чтений в Маловишерском районе, объясняют и смысл появления на свет краеведческой газеты «Моя Вишера». С 2010 года газета целенаправленно занимается просвещением жителей Маловишерского района в области истории родного края. Издание, движимое целью донести до жителей как можно больше данных об их малой родине, занимается изучением прошлого Малой Вишеры. Публиковались материалы об истории храмов, о современной жизни православной церкви: о праздниках и возведении новых храмов, о семинарах и чтениях¸ о паломничестве. Изыскательные работы привели к выводу, что многое из событий, произошедших в нашем крае, не обошлось без православной церкви. В те давние времена люди и церковь были одним целым. Вера объединяла, благословляла на добрые дела, защищала, вселяла надежду на лучшее, дисциплинировала.
Полученная из разных источников информация об истории родного края обозначила неразрывную связь, которая соединяет светское и православное краеведение и привела, к открытию новых исторических имён, о которых местное краеведческое общество ранее не знало. Проводя изыскательные работы по изучению известного в Малой Вишере рода Курженковых, газета узнала о новомученнике протоиерее Викторине Добронравове, который был сослан в Оксочский край Маловишерского района.Он, как оказалось, был знаком с отцом Фёдором Курженковым, местным священником храма Преображения Господня в деревне Оксочи . Жизнь обоих священнослужителей , как и многих других, закончилась трагически, их расстреляли в Боровичах Новгородской области в 1937 году.

Наш рассказ о человеке, который достоен не то, чтобы нашего внимания, а настоящего уважения и почтения. Каким образом и почему жизнь одного из самых известных петроградских пастырей 1920-х годов была связана с Маловишерским районом?
« В середине 1930-х годов освобождён без права проживания в крупных городах и работал психиатром в Новгороде и других городах (в частности, был главным врачом в областном интернате для дефектных детей им. Ушинского, недалеко от деревни Оксочи)
Андреевский Иван Михайлович. Он принимал деятельное участие в жизни Катакомбной церкви, тайно вёл семинар по изучению богословия. Вместе с ним в интернате работал протоиерей Викторин Добронравов»- об этом пишет в своей работе российский историк, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Центрального государственного архива Санкт-Петербурга М. Шкаровский.
Проживал отец Викторин на хуторе Гнёздышко. Деревянная усадьба «Гнёздышко», построенная в 90-х годах 19 века действительным статским советником Михаилом Михайловичем Полиектовым, приехавшим сюда, как свидетельствуют его ныне живущие родственники, для участия в строительстве Веребьенского обхода, сохранилась до наших дней. Сейчас это здание, именуемое корпус №1, находится на балансе психо — неврологического интерната «Оксочи». Здесь находится женское отделение интерната. Здание неплохо сохранилось. Несмотря на пристройки более позднего и настоящего времени, усадьба оставляет в себе сходства с первоначальным проектом. Красивый двухэтажный особняк с резными наличниками стоит на пригорке вот уже не одно столетие. Нам удалось встретиться с правнучкой М.М.Полиектова Мариной Игоревной Крутиковой, в семейном архиве которой сохранились старые фотографии усадьбы Гнёздышко, и фотография отца Викторина за чаепитием в окружении местных жителей. Чтобы понять насколько уникальным человеком с развитой душой был отец Викторин , как он пришёл к вере и остался верен своему выбору, мы узнаем из исследований, которые сделаны М. Шкаровским.
«Викторин Добронравов родился 29 января/10 февраля 1889 г. в г. Кишиневе Бессарабской губернии, где его отец Михаил служил священником в церкви Георгия Победоносца. Мальчик рано потерял отца, и мать вторично вышла замуж. Отчимом Викторина, его брата Леонида и сестры Зинаиды стал А.П. Ростовский, секретарь Святейшего Синода в Петербурге, куда семья и переселилась. У Ростовских родилось трое детей, но Викторин был особенно привязан к Зинаиде, незрячей от рождения. В жизни Зинаиды произошло чудо, повлиявшее на всю дальнейшую жизнь Викторина: до семьи Добронравовых-Ростовских дошел слух о чудотворениях св. о. Иоанна Кронштадтского, и мать решила поехать в Кронштадт со своей больной дочкой, надеясь на чудо. Когда они приехали в город и подошли к Андреевскому собору, то увидели, что вся площадь около храма была запружена народом. Литургия кончилась, отворились двери собора, и вышел батюшка. Осмотрев всех вокруг, о. Иоанн сразу поманил пальцем к себе больную девочку, говоря: «А ну-ка, беленькая девочка (Зинаида была альбиноской), подойди ко мне». Когда она подошла, о. Иоанн положил руку на ее головку, благословил, помолился и сказал: «А ты будешь видеть, девочка». Уже по дороге домой Зинаида стала лучше видеть, впоследствии окончила успешно гимназию, увлеклась искусством и до конца своей долгой жизни (она умерла в возрасти 93 лет в 1988 г.) занималась живописью. Это чудо о. Иоанна настолько укрепило веру Викторина, что он захотел уйти в монастырь, но мать его не пустила.
8 июня 1910 г. юноша окончил Санкт-Петербургскую Духовную семинарию, но сан не принял, так как не был женат, а по настоянию матери 16 сентября 1910 г. поступил на экономическое отделение Петербургского Политехнического института, полный курс которого успешно окончил в 1915 г. Однако стремление к духовной жизни не покидало Викторина, и он все-таки решил поехать в Москву получить благословение на монашество от Московского митрополита; Владыка принял его милостиво, но в монашестве отказал, а на священство благословил, велев жениться.
К этому периоду жизни отца Викторина относится его знакомство с будущей супругой Анной Константиновной Вороновой. Оба брата — Леонид и Викторин были иподиаконами священномученика епископа Гдовского Вениамина (Казанского), который часто посещал дом семьи К.И. Воронова и в один из своих визитов привез туда Леонида и Викторина, познакомить их с «милыми барышнями». Будущая жена В. Добронравова — Анна Константиновна была самой младшей из «четырех сестер, в то время ей только исполнилось 18 лет. По словам о. Викторина это знакомство определило его дальнейший путь: он решил сделать предложение Анне, а в случае отказа стать монахом. Знакомство, перешедшее в обоюдное глубокое чувство, продолжалось пять лет и закончилось счастливейшим браком. Анна выросла в благочестивой и ревностно-православной купеческой семье со старообрядческими традициями, дядя ее был старостой храма, хлебосольным хозяином, и его хорошо знали многие священники и иерархи. Анна же была светской, живой барышней, любившей все доступные ей развлечения, включая шведскую гимнастику и плавание. Викторин и его брат тоже увлекались спортом, музыкой, живописью (брали уроки рисования у Репина). В доме Добронравовых-Ростовских, так же как и в доме Вороновых было много молодежи, и по праздникам, и у тех, и у других царило веселье.
После свадьбы молодожены не отправились в традиционное свадебное путешествие, а совершили паломничество в Дивеево и Саров, к мощам преп. Серафима. Вскоре после этого, не взирая на протесты матери и жены, Викторин стал священником. Его матушка говорила о нем: «У меня батюшка небесный, а я земная». Пастырь к ней был внимателен и снисходителен, к себе же во всем очень строг: он даже не позволял себе носить цветные рясы, всегда только черные, подпоясывался простым ремнем, даже верхняя ряса была черная, ватная для улицы.
Семья у батюшки была хорошая, его слово являлось законом. У Добронравовых родилось четверо детей, но трое умерли при жизни священника. Старшая дочь Ирина родилась 23 октября 1915 г. Она умерла совсем молодой в 1932 г. от туберкулеза. После ареста отца на нее легли все заботы о семье, девушка пошла работать, не имея права продолжить образование, как дочь осужденного священника, и ее хрупкое здоровье не выдержало. Младенец Николай, родившийся в июне 1917 г. скончался в 1922 г. Второй сын Серафим, родившийся в 1921 г., погиб на фронте в 1942 г. Только младшая дочь Зоя, которая родилась в мае 1925 г., осталась жива и после окончания II Мировой войны проживала в США, где преподавала в университете в должности профессора до начала 1990-х голов.
Семья протоиерея Викторина Добронравова. Дети: Зоя, Серафим († 1942), Ирина († 1932)
4 октября 1915 г. Викторин Добронравов был определен на вакансию диакона к церкви Преображения Господня (Спасо-Колтовской) на Петербургской стороне, и в тот же день рукоположен во диакона, а 21 декабря 1915 г. — во священника. В этом, ныне не существующем храме, о. Викторин служил три с половиной года и заслужил, признание и любовь паствы. 31 января 1918 г. прихожане поднесли ему золотой наперсный крест, на ношение которого о. Викторин 29 мая 1919 г. получил благословение священномученика митрополита Петроградского Вениамина (Казанского). Следует отметить, что еще 11 апреля 1916 г. молодой священник был награжден набедренником «за отлично-усердную службу», 3 декабря 1916 г. — скуфьей, а 7 апреля 1918 г. — камилавкой.
Пока было возможно о. Викторин активно занимался преподаванием Закона Божия. В 1916-1918 гг. он был законоучителем в местной церковно-приходской школе, Петроградском городском 22-м женском училище, городском 4-х классном училище Петра I, Петроградском смешанном начальном училище, частной гимназии Федоровой, реальном училище Черняева и коммерческом училище на Крестовском острове. Именно в это время сформировались те качества священника, которые позволили ему в дальнейшем быть замечательным духовником.
Уже вскоре после Октябрьской революции о. Викторин лично столкнулся с антирелигиозной политикой советских властей. 25 сентября 1918 г. он был арестован ЧК и заключен в Петропавловскую крепость, но в первый раз все обошлось благополучно, тюремное заключение продолжалось один месяц, постановлением ЧК от 25 октября того же года священник был освобожден без вынесения приговора. Чтобы в условиях нараставших материальных бедствий прокормить семью о. Викторину пришлось помимо службы в храме дополнительно работать в различных советских учреждениях. Так, в 1918-1919 гг. он служил счетоводом в ревизионной комиссии при Госконтроле, участковым контролером в Военно-полевой инспекции военных строительств и конторщиком в организации «Стройсвирь», а в 1921-1922 гг. трудился в ремонтных мастерских.
25 февраля 1919 г. отец Викторин был назначен настоятелем церкви святителя Николая Чудотворца при Убежище престарелых сценических деятелей Русского театрального общества на Петровском острове. Здесь, в церковном доме при храме по адресу: Петровский пр., д. 25, кв. 3, батюшка поселился со своей семье и прожил 11 лет. В начале 1920-х гг. убежище было преобразовано в Дом ветеранов сцены имени Марии Гавриловны Савиной. Эта знаменитая русская актриса основала убежище, много сделала и для устройства при нем церкви и была похоронена в склепе под алтарем храма. Муж Савиной известный театральный деятель Анатолий Евграфович Молчанов в качестве товарища председателя Приходского совета деятельно помогал настоятелю вплоть до своей кончины в мае 1921 г. Молчанов также был погребен в склепе рядом с М.Г. Савиной. Сама двусветная, освященная в 1906 г. церковь вмещала около 600 человек и была украшена особо чтимыми актерами иконами: святителя Димитрия Ростовского, мучеников Ардальона и Порфирия, святого Трифона.
Сохранились воспоминания духовных детей о. Викторина о первых годах службы батюшки в Никольской церкви: «Прот. Викторин был исключительным духовником… Он мыслил чисто по-православному. Слава его, как духовника распространялись далеко… Во время отречения последнего русского царя и революции протоиерей Викторин служил в Петербурге. Батюшка был большим почитателем иконы Божией Матери Державной. Он придавал большое значение явлению этой иконы в столь трудный для России период. Этим явлением Матерь Божия утешила верных и как бы сказала, что с отъятием «удерживающего» Она Сама приемлет скипетр и державу. Каждую пятницу вечером в храме, где он служил… совершалось молебное пение с акафистом перед Державной иконой Божией Матери. В доме о. Викторина находилась очень чтимая им икона Козельщанской Божией Матери. В день празднования этой иконы ее приносили в храм, и совершалось всенощное бдение»
В 1919 г. молодой священник был избран председателем Приходского совета Никольской церкви, преобразованной в приходскую постановлением Петроградского Епархиального Совета от 1 октября 1918 г. Несколько лет о. Викторин вел тяжелую борьбу за спасение церкви от закрытия как «домовой» и признание ее приходской. 11 августа 1919 г. настоятелю пришлось передать в городской подотдел записей актов гражданского состояния метрические книги храма, а 14 декабря того же года на общеприходском собрании был подписан договор с представителями властей о передаче церкви в бесплатное и бессрочное пользование верующих. Под руководством о. Викторина приходской совет занимался церковной благотворительностью и активно участвовал в поддержке духовного просвещения в городе, постоянно отчисляя определенные суммы на нужды Богословско-благовестнических курсов IX благочиннического округа Петрограда. Сообщая об этом в отчёте о деятельности совета за вторую половину 1921 г., В. Добронравов отмечал: «Духовно-просветительская деятельность в храме и приходе ведется настоятелем храма устройством бесед и паломничеством к святыням г. Петрограда». Естественно, что у настоятеля церкви при Доме ветеранов сцены было много знакомых и духовных детей в актерской среде. Председателем Приходского совета о Викторин состоял около трех лет — до начала мая 1922 г., когда по категорическому требованию т. н. «церковного стола» при райисполкоме был вынужден оставить этот пост.
Постепенно над Никольской церковью стали «сгущаться тучи». 26 декабря 1921 г. настоятелю пришлось дать подписку, что он поставлен в известность заведующим церковным столом о запрещении устраивать беседы и другие собрания «помимо церковных служб» без разрешения властей, иначе последует «заслуженная кара по всем строгостям законов РСФСР». В этот же день заведующий церковным столом заявил о. Викторину, что его церковь «как домовая» намечена к закрытию. Стремясь предотвратить эту акцию, Приходской совет обратился к городским властям, убеждая их, что Никольская церковь является единственным приходским храмом на всем Петровском и части Крестовского острова и обслуживает район с 16 фабриками, заводами и 5 тыс. постоянного населения, в основном православного. В заявлении совета также подчеркивалось, что здание церкви изолировано от жилого помещения, и лишь притвором сообщается с временным коридором этого помещения, закрытым глухими дверями, на месте которого можно сделать «капитальную переборку». 4 января 1922 г. Межведомственная комиссия при отделе управления Петрогубисполкома заслушав данное заявление, нашла возможным отставить церковь открытой «при условии полной изоляции от жилых помещений». Однако уже 28 января эта же комиссия решила, что храм «принадлежит к домовым церквям и подлежит закрытию на общих основаниях». Утром 15 февраля 1922 г. о. Викторин и два представителя прихожан расписались под извещением о немедленном закрытии храма, и в этот же день Никольская церковь была опечатана.
Однако ее настоятель и прихожане не прекратили борьбу. По их просьбе Петроградский комитет Русского театрального общества 17 февраля 1922 г. обратился в отдел управления Петрогубисполкома с заявлением «еще раз рассмотреть вопрос» и открыть «церковь-памятник русского актерства». Это ходатайство увенчалось успехом, и 25 февраля отдел управления издал соответствующее распоряжение. 4 марта и Межведомственная комиссия, в третий раз рассмотрев дело Никольской церкви, постановила оставить ее открытой. В тот же день, 4 марта, был составлен акт открытия, под которым расписался о. Викторин[10]. Следует отметить, что это был очень редкий, по своему уникальный случай, когда безусловно домовую по советским критериям церковь, подлежащую закрытию еще в 1918 г. оставили действующей вплоть до начала 1930-х гг. И немалая заслуга в этом принадлежала настоятелю храма.
Вскоре после открытия — в апреле 1922 г. в церковь пришли члены комиссии по изъятию ценностей и составили перечень всех серебряных вещей, наметив их к вывозу. Однако прихожане по призыву о. Викторина пожертвовали 12,5 фунтов серебра и 4 мая выкупили церковные святыни. В начале 1920-х гг. батюшка, желая получить высшее духовное образование, подал заявление о приеме на учебу в Петроградский Богословский институт, но вскоре началась обновленческая смута, и институт прекратил свое существование.» С самого начала раскола община Никольской церкви во главе с настоятелем активно боролись с обновленчеством. С августа 1922 г. она входила в так называемую Петроградскую автокефалию, а после ее разгрома ГПУ в начале 1923 г. сумела выстоять в тяжелейших условиях гонений до освобождения из-под ареста Патриарха Тихона. Лишь около десяти приходов в Петрограде в конце весны — начале лета 1923 г. не признавали обновленческое Епархиальное управление, и среди них была община Никольской церкви. 10 января 1924 г. о. Викторин так ответил в анкете на вопрос о принадлежности к церковным течениям: «Признавая себя сыном Православной Кафолической Церкви, считаю своим отцом и духовным руководителем Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона». На другой вопрос этой анкеты о «взгляде на отделение церкви от государства» батюшка откровенно высказал свою позицию: «Желательна церковная свобода». Еще раньше в подобной анкете от 26 декабря 1921 г. протоиерей ответил примерно также: «Независимость Церкви желательна и необходима».
Отец Викторин глубоко почитал святого праведного о. Иоанна Кронштадтского и был его последователем. Никольская церковь находилась вблизи Иоанновского монастыря, батюшка часто посещал храм-усыпальницу Кронштадтского пастыря и служил там молебны. Закрытие обители осенью 1923 г. стало для отца Викторина тяжёлым ударом и, по свидетельству монахини Викторины (Корнеевой), одну из самых своих запоминающихся проповедей батюшка произнес на «разгром Иоанновского монастыря». С этого времени многие сестры обители стали его духовными детьми. Среди них была и казначея монастыря, одна из ближайших духовных дочерей о. Иоанна Кронштадтского, на средства которой построили храм-усыпальницу святого, монахиня Иоанна (в миру Анна Яковлевна Лежоева). После закрытия обители она поселилась вместе с игуменией Ангелиной и еще двумя сестрами в доме на ул. Полозова, 22. Не зная кого выбрать своим духовником, матушка обратилась с этим вопросом к викарию Петроградской епархии епископу Гдовскому Димитрию (Любимову). Владыка ответил ей: «Лучшего чем отец Викторин не найдешь, ступай к нему». И монахиня Иоанна окормлялась у батюшки вплоть до его ареста в 1930 г.[13].
Вокруг молодого и ревностного священника в начале 1920-х гг. образовалось своеобразное братство его духовных детей, в которое входило около 20 человек, в основном представителей интеллигенции, но в их число влились после закрытия Иоанновского монастыря и некоторые молодые послушницы: ставшая псаломщицей в Никольском храме Марфа Богданова, Ольга Грум-Гржимайло и др. В Никольскую церковь ходили молиться члены православного братства прп. Серафима Саровского, которое собиралось в расположенной неподалеку квартире руководителя Ивана Михайловича Андреевского. В молебне при основании братства в январе 1927 г. участвовал диакон Никольской церкви Кирилл Иванов, а через год этот молебен в день прп. Серафима служил сам о. Викторин. Один из братчиков Эдуард Розенберг перешел в его храме из лютеранства в православие. По словам помощника о. Викторина диакона Кирилла: «Большое внимание уделял Добронравов воспитанию верующих. В своих проповедях он призывал к частому посещению храма, к соблюдению постов, к частой исповеди и причастию. Обращался к родителям с призывом, чтобы они чаще приводили в церковь детей и учили их Закону Божиему».
Сохранились воспоминания о том, как протекала жизнь в приходе Никольской церкви: «О. Викторин любил служить и говорил: «Как трудно начинать всенощную чтобы ввести массу людей в молитвенное русло. Много прихожан вносят с собою мирские интересы со своих работ. А литургию начинать легче. Многие готовятся к причащению и приходят с покаянным чувством». В его церкви исповедь всегда была частая. Правила ко причащению все вычитывали дома, а в церкви стояли тихо, сосредоточась в своих грехах. Начиналась исповедь в 7 ч., так что литургия начиналась поздно и кончалась поздно. Домой прихожане приходили часа в 3 к обеду. Приход был небольшой, но его духовные чада были разбросаны по всему городу. Он был очень внимателен к каждой душе… После Пасхи, чтобы не рассеивались прихожане духовно, о. Викторин устраивал паломничества, большей частью в Макарьевскую пустынь Новгородской губернии. Ехали по отдельности, чтобы не привлекать внимания, на станцию Любань. Там собирались в избе одного из духовных чад и поджидали батюшку. Потом ночевали, и рано утром отправлялись в пустынь. С паломниками иногда ходил и диакон. У диакона был хороший тенор, он хорошо пел. Люди любили эти паломничества и так устраивали свои отпуска, чтобы быть свободными».
Некоторые представления о жизни общины дают и архивные документы. В сентябре 1924 г. церковь сильно пострадала от печально известного наводнения, но прихожане ее быстро восстановили. В этом же году в Никольском храме управляющий Ленинградской епархией епископ Венедикт (Плотников) рукоположил во священников двух иоаннитов, которых привез для посвящения настоятель Кронштадтского Андреевского собора священномученик о. Николай Симо (раскаявшиеся иоанниты еще в 1919 г. были приняты митрополитом Петроградским Вениамином в полное общение с Православной Церковью). О. Викторин 16 марта 1923 г. был зарегистрирован в качестве тыл. ополченца, в 1924 г. возведен в сан протоиерея, а 16 сентября 1925 г. его снова вопреки советским инструкциям включили в состав приходского совета. Лишь через год — 29 октября 1926 г. по предписанию заведующего районным столом регистрации настоятеля пришлось вывести из членов совета. Согласно отчету батюшки в 1926 г. он совершил в храме 41 крещение, 14 венчаний и 5 отпеваний. Прихожане очень высоко ценили своего пастыря, и 3 апреля 1927 г. на общем собрании единогласно постановили «выразить искреннюю благодарность нашему дорогому батюшке, отцу настоятелю Викторину Добронравову за неутомимый труд и заботу о своей пастве и за умелое воспитание своих духовных детей».
О. Викторин также был духовником некоторых известных священников Петроградской епархии. Так, в предсмертном дневнике гатчинского протоиерея Иоанна Смолина (скончавшегося 25 января 1927 г.) в записи от 17 сентября 1926 г. говорится: «Еще накануне соборования, в среду, перед вечерним богослужением, прибыл дорогой мой и возлюбленный о Господе духовник о. Викторин с иконою чудотворной Козельщанской Божией Матери. Совершив келейное богослужение, мы долго беседовали с о. Викторином в игуменской, на другой день, в четверг (день соборования) утром в 8 часов о. Викторин пришел ко мне в келию, и затем мы побеседовали по душам, и я посвятил его в некоторые из записей в сей тетради, относящихся до семейных моих отношений в связи со сборами моими домой, в вечность. Затем, в 9 часов утра, отправились в церковь. И здесь исповедовался как бы предсмертною исповедью, т. е. с повторением всех главнейших грехов, какие припомнил с детства и до сего. Литургию совершили втроем: о. Викторин, я и о. Владимир Дубровицкий с диаконом».
Монахиня Иоанна (Лежоева) – казначея Иоанновскогомонастыря на Карповке, духовная дочь прот. Викторина Добронравова
Монахиня Иоанна (Лежоева) – казначея Иоанновскогомонастыря на Карповке,
духовная дочь прот. Викторина Добронравова
Сохранился и трогательный рассказ монахини Викторины (Корнеевой) о том, как В. Добронравов изменил жизнь ее и сестры — будущей схимонахини Афинагоры (Корнеевой): «Мы жили как большинство людей того времени. Всему нас учили, и Закону Божию, но жили мы не по православному, постов не соблюдали, в церковь не ходили, раз в год говели, на Страстной неделе. Когда о. Викторин пришел к нам в дом и посмотрел на нашу жизнь, он все изменил. Мне было тогда 22 года. Когда мы к нему пришли, он сразу поставил нас так, что без его благословения мы ничего не делали. Дал молитвенное правило и как последователь о. Иоанна Кронштадтского велел причащаться каждое воскресенье, никогда поэтому не есть мяса и по возможности чаще ходить в церковь. Батюшка познакомил нас с матушкой Иоанной, и мы с ней всю жизнь были очень близки. Она была как духовная мать. О. Викторин определил нас на монашескую жизнь. Отслужил для нас специальный молебен у себя дома. Были только батюшка, мать Иоанна и мы с сестрой».
Все изменилось в конце лета 1937 г. С началом «большого террора» работники НКВД приступили к массовой фабрикации дел «контрреволюционных организаций», и в первую очередь их внимание привлекли священнослужители, тем более уже подвергавшиеся ранее арестам. Отец Викторин был арестован по месту проживания на хуторе «Гнездышко» уже 6 августа. В постановлении об избрании ему меры пресечения Окуловского районного отделения НКВД говорилось о необходимости содержать священника под стражей в Боровичской тюрьме, так как он «является активным участником контрреволюционной фашистской группы церковников, систематически ведет среди населения контрреволюционную агитацию, направленную на свержение соввласти». Это обвинение было абсолютно голословно. При аресте у батюшки изъяли личные письма, документы и «фото» Серафима Саровского, но они ничего не дали следствию и были уничтожены, как не предъявлявшие интереса.
Лишь 15 августа «нашелся» свидетель — священник с. Висленев остров отец А., который, вероятно под угрозой ареста, написал заявление о том, что на территории Окуловского района среди духовенства якобы имеется контрреволюционная организация, в которую входят 12 человек, и попросил вызвать его на допрос. 22 августа этот свидетель дал подробные показания об антисоветской деятельности всех священников района и в частности об о. Викторине сказал: «Участник контрреволюционной группы духовенства Добронравов Викторин Михайлович являлся руководителем контрреволюционной организации «Истинно-Православная Церковь», за что был осужден на 10 лет лишения свободы. По возвращении из концлагеря Добронравов Викторин приехал на ст. Оксочи и сразу же установил контрреволюционную связь с участниками контрреволюционной группы: Курженковым Федором, Филицыным Иваном и Иномистовым Иосифом. Кроме того, Добронравов, работая в детском доме им. Ушинского неоднократно высказывал свои контрреволюционные взгляды, говоря, что «сейчас жизнь становится невозможной, а лучшей жизни при этой власти не ожидай».
На основании этих показаний работники районного отделения НКВД в сентябре — октябре 1937 г. арестовали всех известных им священнослужителей (кроме отца А.) и церковных активистов. В общей сложности в Боровичскую тюрьму был помещен 31 человек, из которых стали «выбивать» признания в антисоветской деятельности. О. Викторина допрашивали 4 раза, больше чем любого другого, проходящего по данному делу, но сломить батюшку мучителям не удалось. На первом допросе 7 августа кроме кратких биографических сведений он лишь ответил, что «никаких связей по контрреволюционной работе» у него нет. 12 августа протоиерей на вопрос о частоте встреч со священником Оксочской церкви Ф. Курженковым ответил, что за семь месяцев встречался с ним всего три раза, и никаких контрреволюционных разговоров не имел. Третий допрос состоялся 15 сентября. Согласно его протоколу о. Викторина четырежды спрашивали о его контрреволюционной деятельности и агитации и каждый раз получали одинаковый лаконичный ответ: «Контрреволюционной работы я не вел». Так же категорично протоиерей отверг и возможность каких-либо контрреволюционных разговоров с И. Андреевским, сказав, что знает последнего с 1929 г., как человека, посещавшего его храм в Ленинграде (хотя еще в декабре 1927 г. вместе с Иваном Михайловичем входил в делегацию, ездившую к митр. Сергию). К августу 1937 г. Андреевский был уже уволен с должности главврача интерната, «как не имевший документов», переехал жить в Новгород, и стойкость на допросах о. Викторина, вероятно, спасла ему жизнь.
Поняв, что сломить Добронравова им не удастся, органы следствия попытались получить показания на него у свидетелей и других обвиняемых. Церковь на ст. Оксочи, как и все другие в районе, находилась в юрисдикции митр. Сергия (Страгородского), ее священники вместе с о. Викторином не служили, хотя знали его с 1925-1926 гг., и их личные отношения были хорошими. Отцы Феодор Курженков и Иосиф Иномистов на допросах свою вину не признали и ничего о Добронравове не сказали. «Сломить» удалось лишь священника Иоанна Филицына, который 12 октября 1937 г. показал: «Мне известно, что кроме указанных мною лиц, как участников нашей контрреволюционной группы, к нашей группе еще примыкал и Добронравов Викторин Михайлович, бывший священник, был судим за контрреволюционную деятельность. Добронравов, вернувшись из лагеря в начале 1937 г., сразу установил с нами связь и вошел в нашу контрреволюционную группу. Причем непосредственную связь Добронравов имел с участником нашей контрреволюционной группы Курженковым Федором, последний неоднократно посещал Добронравова». Однако и Филицын не смог назвать никаких фактов контрреволюционной деятельности о. Викторина «среди населения».
Стремясь получить хоть какие-нибудь «улики» органы следствия с 12 августа по 30 октября допросили о Добронравове пять работников интерната им. Ушинского: двух медсестер, заведующего воспитательной частью, фельдшера и заведующего учебной частью. Первые четыре допроса ничего не дали, свидетели о «контрреволюционной деятельности» о. Викторина не знали и только сообщили, что священник Ф. Курженков ходил в Добронравову за книгами, а тот его при встречах «очень тепло приветствовал». Лишь заведующий учебной частью интерната О-в А. 30 октября показал, что четыре священника и церковный староста якобы образовали в Оксочском сельсовете контрреволюционную группу и собирались в церковной сторожке, при этом Курженков совместно с Добронравовым «обрабатывали работников детдома в антисоветском религиозном духе», в результате чего несколько служащих были вовлечены в церковный хор; Добронравов же «в очень осторожной форме вел контрреволюционную агитацию», заявив как-то раз. «что жить стало тяжело, все куда-то пропало, улучшения жизни не заметно» и т. д. Получив два «доказательства» органы следствия предъявили их 15 ноября на последнем допросе о. Викторину, но опять ничего не добились. На процитированные показания Фелицына батюшка ответил: «Хотя я и встречался с Курженковым Федором, но в контрреволюционную группу я, Добронравов, не входил», а по поводу утверждений заведующего учебной частью сказал: «О…ва Алексея я лично знаю, имел с ним разговор по службе, но контрреволюционных взглядов я никогда О…ву не высказывал». Больше ничего следователям добиться не удалось.
Из 31 арестованного по делу один умер во время следствия, 24 признали вину, а 6, в том числе о. Викторин, ее категорически отвергли. Наконец, 4 декабря в Ленинграде было составлено обвинительное заключение на 30 человек, утвержденное 7 декабря 1937 г. В нем говорилось: «Следствием по делу установлено, что на территории Окуловского района Ленинградской области существовала контрреволюционная организация, в которую входили контрреволюционно настроенное духовенство и церковный актив. Руководителями контрреволюционной организации являлись: благочинный Васильев М.А., священники Орлов А.А., Стеклов А.А., Изюмов Н.Н. и Кульман А.К. Контрреволюционная организация ставила перед собой следующие задачи: 1. обработка населения в контрреволюционном духе с целью подготовить население к свержению советской власти; 2. свержение советской власти и восстановление капиталистического строя…» В. Добронравов лично обвинялся в том, «что в начале 1937 г. был вовлечен попом Курженковым в контрреволюционную организацию, существовавшую в Окуловском р-не Лен. области. Вел антисоветскую пропаганду и агитацию среди работников детского дома им. Ушинского. Распространял провокационные измышления». 15 декабря 1937 г. Особая Тройка Управления НКВД по Ленинградской области постановила приговорить о. Викторина и еще 24 человек к высшей мере наказания, а 5 обвиняемых к 10 годам лагерей. Через две недели 28 декабря священника Викторина Добронравова и других осужденных расстреляли по месту заключения в тюрьме г. Боровичи.
Родным о. Викторина в декабре 1937 г., по действовавшему в то время правилу, сообщили о его приговоре к 10 годам лагерей без права переписки. Поэтому в дальнейшем появилась красочная легенда о том, что батюшку растерзали волки в одном из лагерей во время заключения в Коми АССР, и он закончил свою жизнь подобно священномученику Игнатию Богоносцу, в день памяти которого родился. В изданном в Сиднее житии эта легенда даже приводится в двух вариантах. Однако теперь известно, что о. Викторина расстреляли в ночь на 28 декабря 1937 г. В Санкт-Петербурге еще в 1990-е гг. жили духовные дети батюшки, свято хранившие память о нем. «Этим людям очень хотелось бы, чтобы этот российский Богоносец был бы и здесь на земле прославлен, как прославлен он на небе»
Мученическая кончина пастыря последовала 15/28 декабря 1937 года»

Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Новгородской области (АУФСБ НО), ф. арх.-след. дел. д. la/8822. Т. 1. Л. 100-101.
Подготовила Елена Сироткина

 

Церковь (1200)